Потом, конечно, главное мое воспоминание — это август, когда мы жили в каком-то доме отдыха в Мещуре, под Рязанью, и тут сообщили о вторжении войск Варшавского договора. У всех были совершенно зеленые лица, и это был ужас, и было понятно, что это конец всякой «оттепели» и всяким попыткам перестроить Советский Союз на более человеческих основаниях. Ну и последнее мое воспоминание — это зима, когда хоккейный чемпионат шел, и вся Москва болела за чехов.

Однако встречалось достаточно людей, которые говорили о подлости чехов. Говорили, что все это правильно, что давить надо было даже раньше, как только появились эти общества. Моя позиция была уже определена, и я, сколько мог, выдвигал контрдоводы.

В армии, я думаю, это все было намного драматичнее. Позднее уже я учился на филологическом факультете МГУ, и там было достаточно людей отслуживших. Один из них рассказывал, что ему будто бы приходилось стрелять в таких же молодых людей, как и он.