1968 год запомнился позором и ужасом от того, что мы сотворили. Стали ясными акценты: кто «свои», кто не совсем. В этом году моя жизнь переменилась. Мне было 35 лет, я работала в университете. Было лето, а осенью, когда я пришла на работу, вдруг случилось собрание коммунистов и беспартийных с предложением одобрить ввод войск. Я не одобрила — и после этого из университета ушла. Маме о том, что голосовала против, я не сказала: она об этом плохо думала. Она была очень больна, у меня был маленький сын, и она была уверена, что Марину арестуют, она умрет, а ребенка — в детский дом, поэтому я ей такие вещи не говорила. Я стала работать в детском саду — хорошо, что вообще была работа.
О других мировых событиях 1968 года я слышала, но не подробно. «Хронику текущих событий» читала — не помню точно, какие номера — и подозревала, кто ее делает. О демонстрации на Красной площади я узнала по радио — то ли это был ВВС, то ли «Голос Америки», демонстрантов знала. После этого Наташа попала в психушку, Костя, Лариса и Павел пошли в ссылку, Дремлюга — может быть, его посадили, не помню точно, Делоне, по-моему, посадили. Насчет реакции в обществе — я сразу [вспоминаю, что был] Ким, а какая у него песня — сейчас не скажу, хотя тогда, наверное, помнила.