В 1968 году я проходил службу в Каунасской дивизии ВДВ в г.Алитус (ныне Литва). Примерно 14 августа нашу часть вывели из расположения в летний лагерь. В этот период с нами проводилась активная политработа: нам рассказали, что в Чехословакии поднимают голову контрреволюционные элементы, которые получают помощь и инструкции из США и стран НАТО. Цель — свергнуть социалистический строй и восстановить буржуазные порядки. Враги стремятся привлечь доверчивую чешскую молодежь против компартии. Правительство СССР и КПСС стараются не допустить выхода Чехословакии из соц. лагеря и защитить братский народ. Мы, солдаты, должны это знать и в случае необходимости помочь чехам и словакам. У нас не было сомнения, что это так и есть, но воевать с Западом никто не хотел, т. к. были еще живы наши отцы, рассказавшие нам об ужасах войны.
Примерно 19-20 августа нам выдали по 600 патронов, по 2 гранаты Ф-1 и одной противотанковой. Выдали тельняшки и малиновые береты, сказали, что предстоит передислокация войск. «Куда — вы знаете», — сказал командир дивизии генерал-майор Лев Горелов. Нас перевезли в Калининград, а оттуда самолетами АН-12 доставили в Пражский аэропорт, который накануне был занят нашей разведротой. Здесь нас ждали машины Газ-66,на которых мы въехали в город. Рядом шли советские танки. Было раннее утро, город еще спал.
Нашему батальону была поставлена задача блокировать генштаб чешской армии на ул. Революции. Неподалеку находился университет и сады. Мы взяли Генштаба в кольцо, в здание вошли «особисты». Оттуда вывели около взвода чешских солдат. Их, не разоружая, разместили в наших БТРах. Там было душно, чехи стали стучать, их выпустили и разместили в одном из кабинетов, который охраняли наш и чешский часовые.
Около 9 часов к зданию подошли первые группы чехов. Завязалась беседа. «Зачем пришли?», — спрашивали они. «На экскурсию приехали», — отвечал кто-то, — «А почему с автоматами?» — «Оставлять жалко». Были и другие шутки.
К 11 часам здесь собралось около 3 тысяч местных жителей. «Домой! Домой!» скандировали они, пели свой гимн, размахивали флагами.
Вечером кто-то стрелял поверх здания трассирующими очередями. Мы были готовы к нападению, но все обошлось. Блокада здания продолжалась около 2-х недель. Мне пришлось много раз стоять часовым около Генштаба и видеть, что происходит на улице. Отмечу несколько инцидентов.
Чехи подбрасывали нам листовки, где нас называли оккупантами, говорили, что у нас нет правдивой информации, что по «Голосу Америки» передали о вывозе Дубчека в Москву, о гибели мирных жителей. Наши политработники стремились довести до чехов свою оценку текущих событий и на табуретках размещали свою агитационную литературу. Однажды, при моем дежурстве, проходящий мимо чех ударом ноги сбил табуретку и брошюры упали на мостовую. Его немедленно остановили и заставили все положить на место. Он нехотя подчинился.
В другой раз ко мне подошел немолодой чех и поздоровался по-русски: «Здравствуй товарищ!». Хотя часовому не положено, я ответил: «Здравствуй друг!» Мы улыбнулись друг другу. Это заметил другой чех. Он сильно ударил своего соотечественника в лицо и хотел добавить еще. Тот бросился спасаться в караульное помещение. Советский ст. лейтенант приказал догнать и доставить сюда обидчика. Его поймали и отвели к «особистам». Что было дальше — не знаю.
Как-то к нашим солдатам подошел чех, представился корреспондентом из Москвы. С горечью он рассказал, что в СССР искажают информацию о происходящем, называют вторжение дружелюбной миссией, говорят о союзничестве и борьбе с контрреволюцией. В действительности сам чешский народ желает перемен, а вовсе не члены НАТО и США,
Мы, простые солдаты, все больше стали задумываться, зачем мы здесь, но обсуждать боялись. Один мл. лейтенант медслужбы в своем окружении критически отозвался о вводе войск в независимую страну и его мы больше не видели.
Заблокированным в штабе офицерам и солдатам ежедневно привозили продукты питания. Я, как часовой, осуществлял пропуск и был визуально знаком с несколькими чешскими военнослужащими. Один из них угостил меня пивом. Я пояснил, что на посту это запрещено. Чех ответил, что в нашей армии очень жесткий режим, а у них это не запрещено. От этого чеха я узнал, что в штабе произошла ссора между чешским офицером и советским десантником на почве оценки текущего момента. В результате конфликта чех был застрелен из автомата. Наш солдат был переведен в другую часть.
В Чехословакии нам категорично было запрещено фотографировать, если замечали, пленка засвечивалась. Однако у меня сохранились фото советского танка в Праге и чешских подростков на мопеде с национальным флагом.
За две недели в Праге я не израсходовал ни одного патрона, гранаты тоже не пригодились. Еще две недели мы пробыли в лагере под городом, а в сентябре вернулись на Родину. Через пару недель я демобилизовался.
Записал Александр Маслов, руководитель Муромского «Мемориала»