1968 год, Пражская весна. Александр Дубчек проводит в Чехословакии реформы. Мы впервые слышим о том, что при социализме может существовать идейный плюрализм. Вообще, думаю, что я тогда впервые услышала это слово.
Мы с моим мужем Женей напряженно слушаем по транзистору «вражьи голоса» и также напряженно и ежедневно читаем наши газеты. Читать газеты у нас в привычку не входит, но сейчас нам важно одно: будут или нет события развиваться по варианту Венгрии 1956 года. Со страниц «Правды» нас заверяют, что СССР не будет препятствовать проведению в Чехословакии реформ. Кажется, при этом цитируется что-то из Ленина. Критика происходящего там звучит то сильнее, то слабее, однако в ней явственно слышится страх потерять влияние, несмотря на заверения Дубчека в верности идеям социализма. Мы сохраняем газеты, вместо того, чтобы как обычно сразу отправлять их на хозяйственные нужды.
Летом я с годовалой Анькой отправляюсь на дачу. По вечерам приезжает Женя, привозит «Правду», мы читаем то, что пишут в ней, и ночью слушаем «голоса», которые там ловятся лучше, чем в Москве. Напряжение нарастает. В среду 21 августа мы узнаем, что ночью вооруженные силы Варшавского договора, а, проще говоря, наши советские войска, вошли в Чехословакию, якобы по просьбе каких-то чехословацких общественных деятелей, заявивших о необходимости защитить социализм, находящийся в их стране в опасности.
В воскресенье 25 я оставила Аньку с Женей на даче и уехала в Москву, не совсем понимая, зачем я это делаю. Долго не могла дозвониться своей подруге Нине Брумберг – близкой к диссидентским кругам. Наконец, дозвонилась. В 11 ночи мы встретились на улице около какой-то станции метро. Нина была страшно взволнована. От нее я узнала о демонстрации семи человек на Красной площади против оккупации Чехословакии. Она назвала мне их имена: Лариса Богораз, Павел Литвинов, Виктор Файнберг, Вадим Делоне, Владимир Дремлюга, Наталья Горбаневская, Константин Бабицкий.
Мне были известны имена не всех участников демонстрации, некоторые были мне знакомы, но никого из них я не знала лично. Решилась бы я стать, вернее, сесть рядом с ними, если бы знала о том, что они собираются сделать? Не знаю. Но чувство, что я должна была быть там, не оставляет меня никогда.
Потом начались собрания в учреждениях. Власти хорошо понимали, что совершили нечто позорное. Видимо, именно поэтому им надо было сделать соучастниками все население страны. Трудовые коллективы должны были проголосовать за введение войск в Чехословакию. В Институте физики Земли, где работал мой муж, обстановка была достаточно либеральная. Женя просто не пошел на это собрание. Против голосовал один человек. И ничего особенно страшного с ним не случилось, с работы его не уволили. Я была в академическом отпуске в аспирантуре мехмата МГУ, куда потом не вернулась. Мне не пришлось делать выбор. Мы снова слушали «голоса», следили за тем, что происходит в Чехословакии и с семью героями 25 августа. Но газету «Правду» я, кажется, не читала уже больше никогда.
Принято считать, что эти семь человек спасли честь нашего народа. Чешская газета назвала их семью причинами, по которым чехи уже не смогут ненавидеть русских. Но сегодня я думаю, что честь нашего народа не была спасена, потому что произошедшее не стало частью его истории. Позор не осознан, герои не признаны.
Иначе сейчас мы не стали бы снова угрозой для других народов. Но эти семь человек спасли свою честь, спасли дорогой ценой. И это тоже немало и очень важно для всех нас – тех, кто пережил 1968 год как свой стыд и свою вину.
Вернулся ко мне 1968 год в 2013-м. Меня пригласили в Прагу на конференцию и вручение только что учрежденной премии имени Вацлава Гавела. Первым ее лауреатом был известный белорусский правозащитник замечательный Алесь Беляцкий, находившийся в то время в заключении. Открывал конференцию Франтишек Яноух, один из создателей фонда Хартии-77, физик – ядерщик, получивший образование в России, и вынужденный много лет жить в эмиграции в Швеции после событий 68 года. С Франтишеком и его женой Адой Кольман мы много разговаривали, а на прощанье они подарили мне книгу Яноуха «Нет, я не сожалею» о событиях первых лет после Пражской весны.
В самолете я открыла книгу и прочла: «21 августа, в половине пятого утра, когда я ненадолго вернулся домой, мне позвонил по телефону знакомый, живущий в Дейвицах: «По Ленинскому проспекту движутся русские танки. Я вижу их из окна». Слова застряли у меня в горле, я не смог ответить. Я вспомнил, как 9 мая 1945 года, очень рано утром, другой знакомый позвонил мне тоже из Дейвиц: «Советские танки уже тут, вижу их из окна». Двадцать три года назад этот звонок означал конец безнадежности, сегодня же – ее начало. Между ними лежала целая эпоха.
На стене одного дома вскоре появилось лаконичное обобщение наших ощущений. Написано было по-русски, чтобы незваные гости тоже поняли: «Ваши отцы были освободителями, вы – агрессоры!»
Это не было началом книги, но почему-то она открылась именно на этом месте. Я читала этот отрывок и только его сотни раз, пока самолет летел из Праги в Москву.
Ради чего сегодня мы снова перечеркиваем страницы нашей истории, которыми можно гордиться? Куда еще отправятся с «братской помощью» наши танки и полетят наши самолеты? Мы снова допускаем это, и наши демонстрации никак не могут защитить честь нашего народа.