В 1968 году мне было 29 лет, и этот год запомнился мне многим. У меня родился сын, в журнале ЖЭТФ [Журнал экспериментальной и теоретической физики] вышла моя вторая статья по общей теории относительности, весной мы с другом Павлом Василевским запустили в самиздат программную статью «Время не ждет», тогда же я прочитал «Размышления…» А.Д. Сахарова, в Чехословакии наступила и в августе была силовыми методами подавлена Пражская весна, а в СССР на Красной площади прошла демонстрация протеста. Слышал я и про то, что происходило в других странах – «Красный май» во Франции и др., потому что регулярно читал газеты, слушал западное радио, интересовался. Правда не знал, что 1968-ой был объявлен годом прав человека. Само понятие «прав человека» мне тогда было незнакомо.
Сначала я следил за событиями Пражской весны: и по голосам, и по советским официальным газетам. Эмоция была одна: проблеск надежды. Я ничего не знал про Анатолия Марченко и его письмо «об угрозе вторжения советских танков в Чехословакию», но предполагал возможность такого страшного развития событий – никаких иллюзий по поводу советской системы в это время у меня уже не было.
Когда все случилось, я не планировал предпринимать что-нибудь лично, понимая, что это сломает жизнь не только мне, но и моим близким. Я надеялся, что наш с Павлом Василевским вклад в виде брошюры «Время не ждет» будет достаточно значим. Мы писали этот текст год и закончили весной 1968-го. Выпустить решили под псевдонимами С. Зорин и Н. Алексеев – садиться в тюрьму мы не хотели, у каждого была семья. Об этой статье говорили «голоса», через год она появилась в самиздате отдельной книгой, а через два была опубликована в Германии в издательстве «Посев».
С этим текстом связана «эмоциональная вспышка», которая случилась уже в 1969 году. Мой брат Алик неожиданно принес осенью домой к отцу (он в это время уже работал и жил в Москве) эту нашу статью «Время не ждет», изданную в самиздате красивым типографским способом – в одной брошюре с антисталинским выступлением Григория Померанца. Но я все-таки не утратил чувство опасности и никому дома не сказал о своем авторстве, то есть не уподобился лягушке-путешественнице и не стал кричать «это я, я придумал» (хотя, замечу, что моя жена – поэт Лариса Миллер и жена Павла Алиса Рудакова о нашем авторстве знали изначально, но тоже умели молчать).
В связи с этим произошел характерный эпизод с участием Сахарова. Дело в том, что положительная программа реформ в СССР, о которой шла речь в статье «Время не ждет», – это во многом идеи моего отца, которые я слышал от него в течение многих лет. Так что Льву Владимировичу Альтшулеру брошюра понравилась, и он решил показать ее Сахарову, с которым раньше работал на сверхсекретном атомном объекте «Арзамас–16» (г. Саров) и давно дружил. Отец, как я сказал, уволился оттуда в 1969 году, а Сахарова уволили после публикации на Западе его «Размышлений», так что оба они жили в Москве. Отец приехал к Андрею Дмитриевичу на Сокол, оказалось, что брошюру Сахаров уже читал, они поговорили о политике – все прямым текстом вслух, как всегда полностью игнорируя гебешные прослушки. А вот когда отец начал говорить об их «атомных» делах, Сахаров его остановил, пояснив: «Лев Владимирович, у Вас есть допуск к сверхсекретной информации, у меня тоже есть допуск к сверхсекретной информации, а у тех, кто нас сейчас слушает, такого допуска нет. Давайте оставим эту тему». В самиздате «Размышления…» А. Д .Сахарова появились весной 1968-го, я прочитал их в мае благодаря тому, что Майя Яновна Берзина – мать Павла Василевского, была, кажется, первой, кто распечатывал «Размышления…» для самиздата. Ей их принес для распечатки известный «король самиздата» Юлиус Телесин.
06.07.1968
В августе я участвовал во II Международной гравитационной конференции в Тбилиси, там был и Андрей Дмитриевич Сахаров, мы с ним уже были знакомы. Однажды в кулуарах к нему подошел молодой человек, с которым мы учились на физфаке МГУ за шесть лет до этого и в котором уже тогда мы подозревали провокатора. Этот молодой человек просил Андрея Дмитриевича пояснить основные идеи «Размышлений…», которые за месяц до этого были опубликованы в «Нью-Йорк Таймс» – о них говорили все «голоса». Помню, как Андрей Дмитриевич вежливо его отшил словами: «Все в тексте документа, читайте его».
Сейчас точно не помню, был ли я еще в Тбилиси в момент вторжения в Чехословакию 21 августа или после конференции уже вернулся в Саров, где в это время с нашим 2-месячным первенцем находилась Лариса, и где моя мама ей помогала. Я узнал о вводе войск из газет и западных передач. Помню это чувство угнетенности от силового прекращения Пражской весны у всей нашей семьи – мы с родителями были единомышленниками в этом вопросе.
Про демонстрацию 25 августа я слышал и следил за дальнейшими событиями по передачам западного радио. Ничего, кроме восхищения и благодарности тем, кто на все это решился, я не испытывал. Ни я, ни мои друзья, ни мои родственники не были лично знакомы с демонстрантами.
В моем окружении реакция на августовские события была такая же, как у меня. Реакцию в обществе в целом я не помню, газеты не в счет. Из неофициального я читал «Танки идут по Праге» Евгения Евтушенко в самиздате. Был знаком с песней Галича «Смеешь выйти на площадь…», и то, что она про демонстрацию протеста на Красной площади 25 августа 1968 года, сомнений не вызывало.
Еще из неофициального я знал про «Хронику текущих событий» и даже читал у знакомых некоторые номера, но не знал, кто ее делает, и не участвовал в распространении. После брошюры «Время не ждет» мы с Павлом приступили к исследованию советской экономики – с идеей доказать, пользуясь исключительно советской открытой статистикой, что СССР – государство с невиданной в мире милитаризацией, где реальным хозяином страны является даже не КПСС, а военно-промышленный комплекс (ВПК). Эта ключевая идея принадлежала отцу Павла экономисту Леониду Исааковичу Василевскому. Вот такая преемственность поколений: «Время не ждет» впитало мысли моего отца, а это исследование – идеи отца Павла. Статью мы озаглавили «Распределение национального дохода СССР» и запустили ее в самиздат тоже под псевдонимами: А. Гольцов и С. Озеров. Помню, как в декабре 1971 года я принес ее Андрею Дмитриевичу, и через несколько дней при следующей встрече он сказал: «Я рад за тебя». Это была, конечно, высшая похвала, а для Сахарова мысль об особой роли ВПК в советской властной иерархии, очевидно, новой не была (об этой статье см. в моем выступлении «Эволюция взглядов Сахарова…» в сборнике «30 лет «Размышлений…» Андрея Сахарова», Фонд Андрея Сахарова // М.: Права человека, 1998). Через два года, в 1973-м, Павел эмигрировал, а время открытых выступлений для меня наступило еще через два года.