В августе 1968 года я был в Забайкальском военном округе, на объекте 830 – от Читы еще 80 километров, деревня ближайшая деревянная. И в этом же году, в августе, меня перевели в Москву. Из Москвы пришел запрос на меня, Главное управление специального строительства, Гус так называемое – Министерство Обороны, подал на меня бумагу, шифровку прислали: значит, просим отпустить капитана такого-то вот сюда-то. Во время одних из сборов, которые были в июле месяце 68 года, замкомандующего округом по строительству Лившиц подписал телеграмму: «Против перевода Летицкого Аркадия Владимировича не возражаю». Мне было этого достаточно. В августе собственно уже пришел приказ о моем переводе. В августе 1968 года я приехал в Москву.
Мне запомнился этот год тем, что когда я приехал в Москву, то в сентябре в Москве был снег. В сентябре месяце! Небывалое явление.
Пражская весна – ну чем она запомниться могла? Прага… Ну были события – как и любые события – происходили, и сейчас, в наше время, происходят в разных странах. Мы ж за ними, как говорится, наблюдаем, переживаем. Но нам, когда я служил в Забайкальском военном полке и в Казахстане, честно говоря, некогда было заниматься этими посторонними делами. Основное время у нас занимала работа. Работа, работа, работа. К сожалению, у нас в то время ни выходных, ни проходных, как правило, не было. И нам некогда было рассуждать о том, что и где там творится.
Я думаю, было четко определено, что Советский Союз того периода времени помогал всем странам социалистического лагеря. Если там какие-то события совершались, то они, естественно, не могли остаться в стороне от Советского Союза. Поэтому совершенно справедлива была реакция нашего правительства, что они ввели туда танки. И это движение, как говорится, было подавлено. Вполне нормально. Если бы у Соединенных Штатов Америки кто-то хотел оттяпать кусок какой-то территории, они бы что, стали бы молчать, что ли? Они бы тут же послали туда войска свои. Так что тут никакого ни либерализма, ни понимания того, что надо дать свободу людям. Свобода начинается с малого количества людей. Кто хотел эту свободу? Такую, как получили, допустим, немцы, как получили страны соцлагеря в наше время? Ясно, что небольшое количество людей этого хотело – те, кто всю эту кашу заварили. А уж народ потом живет в том мире, который нам государство построило.
Мы знали, что есть противодействие со стороны каких-то определенных слоев населения. Знали, что они выступали против и прочее, прочее. Ну так что ж, не мытьем, так катаньем – вот американцы строили ФРГ, Германию построили по своему образу и подобию в капиталистическом мире. А мы строили восточную Германию по тому образу и подобию, как у нас. Плохо, что ли, жили немцы в восточной Германии? Наверно, уж получше, чем мы, потому что мы им помогали. У нас самих было силенок мало и жрать было нечего, а мы отдавали все странам капиталистического лагеря. Это была реальная помощь. Также, как и всем другим странам: и Венгрии, и Румынии, и Польше, вот и Чехословакии в том числе. Всем помогали. Уж я не говорю там про Грузию, которая практически входила в страны социалистического лагеря.
Вот когда мы приехали из Забайкалья [в Забайкалье?], то событие, которое связано было с Карибским делом. Когда наши завезли на Кубу ракеты и поставили их там практически на дежурство. Американцы в этот период времени собрали около Кубы 105 эсминцев, кораблей военных. Были подготовлены эскадрильи для бомбежки Кубы, порядка нескольких тысяч самолетов было подготовлено для того, чтобы бомбить Кубу. То есть там было столько мин, там было столько военных сил американских, что Кубу вместе с нашими ракетными установками и войсками могли бы разнести в пух и прах. Но история повернулась таким образом, что договорились. Мы снимаем оттуда ракеты увозим эту дивизию, а американцы разблокируют все пространство. Вот этот период, 62–63 год,он запомнился, что мы в Забайкалье там грызли землю, вкалывали день и ночь для того, чтобы построить наземно-пусковые установки, которые были направлены в том числе и против Соединенных Штатов Америки.
Про демонстрацию 25 августа на Красной площади понятия не имел. Ну что такое 8 человек! Что они могут сделать, эти 8 человек? Поднять знамя: «Дайте нам свободу», «Дайте нам освободиться»… Сейчас, что ли, мало тех, которые выступает против, нашего Советского Союза. И среди наших есть некто Некрасов, он сейчас в программе «60 минут» выступает. Такой богообразный русач, который был на недавней конференции, которую устроил где-то в Прибалтике этот шахматист великий, Каспаров. Вырос в Советском Союзе, на наших харчах, на наших деньгах, на нашем интеллекте, на всем нашем. И вот такие либералы, такие как наш Некрасов, хотите его увидеть — посмотрите «60 минут», часто он там выступает. Трепется и трепется.
Кто такой Евтушенко, я на тот период даже понятия не имел. Он там где-то, может, он языком болтал что-то. Но нам не до того было, не занимались мы этим делом. Некогда. Если я 360 дней в году в командировке, то когда меня перевели в Москву, то до того ли мне было? Все по объектам, куда не переедешь… Сары-Шаган, Байконур который называется. Недалеко там, если напрямую, то километров 700 всего-то.
Ничего мы об этом не слышали, и до нас это не доходило. И, честно говоря, было бы это нам интересно или нет — сомневаюсь. Мы были воспитаны-то по-другому. Мы были воспитаны как комсомольцы, как пионеры, как партийцы и прочее. Редко кто, у кого, извините меня, мозги на другую сторону были повернуты, может, и выступали. Инакомыслящие – так называемые ныне либералы.
У нас был на службе один паренек, старший лейтенант или капитан, я уже не помню точно, в Сары-Шаган. Коммунистом был, и вдруг стал верующим человеком. Ну его там обрабатывали все. Как же ты идеологию поменял? А он говорит: «А че я,» — говорит, — «теперь в Бога верую». И все, верил в Бога и все. Библия, значит, которой нигде и ни у кого не было, а у него Библия стала настольной книгой. И он, в конечном итоге, добился, чтобы его демобилизовали. Он говорит: «Вот это моя была цель. А я поверил в Бога, я сказал, что я верующий, и это мне позволило».
Подготовила Ирина Миронова