«СП»: — Наталья Евгеньевна, я всегда хотела у вас спросить, встречались ли вы с Джоан Баэз? Вот этот сюжет потрясающий, когда вы сидели в 1973 году в тюремной психиатрической больнице, а она всему миру рассказывала о вас в этой своей песне — чем все это потом обернулось?
— Один раз я с ней встретилась, у нее был концерт в Париже, и Володя Буковский, который с ней дружил, взял меня с собой на концерт. И потом мы подошли к ней за кулисами, Володя сказал: «Это Горбаневская», — она не прореагировала. Но я встречалась с автором песни.
«СП»: — Баэз — не автор песни?
— Нет. Автор — иранская певица Шуша, которая жила в Лондоне, вот с ней я встретилась в самый свой первый приезд в Лондон, и она пела эту песню, это было на Трафальгарской площади. Я стояла между Шушей, которая, наверное, ростом метр восемьдесят, и Питер Реддеуэй, который тоже под два метра. Питер сначала рассказывал, кто я, а Шуша потом пела песню.
Но я слышала, что когда Джоан Баэз во времена «Солидарности» году в 80−81-м выступала в Польше и пела эту песню, она имела там громкий успех, что для нее было совершенно неожиданным. Потому что в Польше меня в то время знали лучше, чем в России.
«СП»: — Вы — известный полонофил, переводчик с польского, к тому же гражданка Польши…
— Я не полонофил! То есть, я была полонофил. Но потом у меня случилась такая история. У меня есть большой друг Мирослав Хаецкий, который в свое время основал издательство «Нова». Самым-то первым издателем был Януш Крупский, который погиб недавно в этой катастрофе с Качинским. Он первый получил в Польше множительные аппараты и начал печатать нелегальную литературу, и потом передал дело Хаецкому. Военное положение застало Хаецкого в Европе. Он в Париже основал новый журнал именно вот этой, как они говорят, «солидарностевой» эмиграции, и к концу восемьдесят второго года я ему говорю: «Миро, ты знаешь, я за этот год лучше узнала поляков. Я их уже не так люблю». На что Мирек мне сказал: «Ты их еще плохо знаешь!» Поляки, как все люди, как французы, как русские… Все люди одинаковые. Каждый отдельный человек сам по себе разный. Но если обобщать, то везде и хороших, и плохих людей много. Но, конечно, Польшей я много занималась, и она на сердце у меня давно лежит, я к ней неравнодушна. Но зато к плохим полякам еще более неравнодушна, но уже в другую сторону.
«СП»: — Как вам наши «хроники текущих событий»? Вы ведь знаете, как три дня назад на Невском жестко разгоняли акцию в защиту Конституции…
— Да, знаю, и не только на Невском. Люди знают, что с ними будет, и — идут. Уже хорошо!
«СП»: — «За вашу и нашу свободу» — этот лозунг все ярче разгорается?
— Да, конечно! Идут все-таки за нашу свободу, вот так скажем. За свою. Тоже важно. Слава Богу, что идут. Меня как раз огорчает, что из всех существующих правозащитных организаций, информационных агентств очень мало кто занимается другими странами. «Мемориал», Саша Подрабинек со своим агентством, которое у него, кажется, уже закрылось. Такими странами, как Туркмения, как Узбекистан, как Куба никто не занимается.
«СП»: — Да у нас у самих уже Туркменистан!
— Нет! У вас еще не Туркменистан. Прошу прощения, не Туркменистан и не Узбекистан! И нечего сравнивать. И не Куба. Но сейчас на Кубе освободили вроде бы политзаключенных. А ведь это же ужас — сидели люди с 25-летними сроками. Вот ваше издание что-нибудь об этом пишет?
«СП»: — Нет, про Кубу не пишем, у нас здесь тем хватает.
— Ну вот, ну вот! А вы думаете, у нас не хватало здесь дел? Откуда взялся этот лозунг — за вашу и нашу свободу? Исторически он звучал так: за нашу и вашу свободу. Я его на своем плакатике переделала: за вашу и нашу! Не может быть такой отговорки: у нас хватает дел здесь! Не защитив чужую свободу, свою не защитишь. Это очень важно понять. Как это можно — не писать о Кубе?!
«СП»: — Кстати, сегодня я видела, как к вам подходили и благодарили за 1968 год. А часто благодарят за этот ваш поступок?
— Часто! Когда я только вышла из своих тюремных похождений, мне разные люди рассказывали, где они были в этот день. Что они чувствовали, как узнавали о том, что случилось на Красной площади. А потом я писала статью к 15-летию демонстрации. И с удивлением констатировала, что вместо того, чтобы забыть про нас, что было бы естественно, на самом деле как-то все больше и больше помнят. А уж что творилось к сорокалетию!.. А мы не за этим выходили. За вашу и нашу свободу. Никакого жертвования не было. Был совершенно эгоистический акт: мы хотели иметь чистую совесть.
«СП»: — Если говорить о России сегодня, об ее довольно тяжелом нынешнем положении… Как вы относитесь к этому сладкому слову — люстрация?
— Вы знаете, я думаю, что с этим уже сильно опоздали. Померли же все! В 68-м году после демонстрации мы сидели с Саней Даниэлем, тогда 17-летним сыном Ларисы Богораз и думали: а что же с ними потом делать? С гебешниками, партийными начальниками? И нам пришла такая идея: пусть живут спокойно. Но только пусть ни один не работает в такой должности, где у него в подчинении хотя бы один человек.
<…>
Интервью для сайта Свободная пресса, 4 августа 2010 г.